Текстовий щоденник Олени Астасьєвої розповідає про досвід життя в окупованому Херсоні і виїзд з нього. Описи побуту помережані рефлексіями про війну, ймовірне майбутнє. Авторка чимало фіксує взаємодії з росіянами — у комунікаціях зі знайомими і родичами, у зображенні злочинів російських солдатів, у спогляданні бездіяльності «мирних росіян».
24 февраля
У нас война. Украину бомбят российские войска.
Впрочем, говорят, бомбят только наши военные объекты, не жилые дома. Я пока звуков канонады не слышала, все проспала, но мои друзья пишут, что слышали. Прямо сейчас за моим окном звук сирены. Тревожно.
25 февраля
Заснула и проснулась под звуки взрывов за окном.
Но Херсон украинский. Я не хочу писать “пока”, надеюсь, что так и останется. Под Херсоном второй день идут бои, звуки канонады – оттуда.
Поезда не ходят.
Киев бомбят. Несколько раз там была воздушная тревога, люди ночуют в метро. Моя сестра провела эту ночь в подвале.
Снаряды попадают иногда и в жилые дома, в нескольких многоэтажках был пожар.
Это происходит по всей Украине.
У нас объявили всеобщую мобилизацию.
Это настоящая война.
Если Пу все же захватит Украину (надеюсь, что нет), я не смогу там жить. Буду куда-то пытаться эмигрировать.
27 февраля
Каждое утро первым делом захожу в фб и читаю приветствие мэра: “Доброе утро, Херсон! Вы проснулись в Украине.” Это главное, что я хочу узнать, в чем хочу убедиться.
В бомбоубежище я пока не была, у нас это подвал в подъезде. Вчера объявили, что могут поливать город из Градов, мы с племянником приготовили рюкзаки с документами и вещами с собой, оделись, но сирены так и не было. Сходила в подвал – там сидят бабульки со всего дома. Я не хочу в подвал, там нет туалета даже. Думаю, может безопаснее оставаться дома в коридоре, если что.
Племянник заклеил все окна в квартире скотчем крест-накрест, чтобы от взрывов не повылетали стекла. Его так научила подруга из Донбасса. Выглядит это довольно мрачно.
Очень боюсь голода, у меня это страх на подкорке, видимо. В начале войны была паника, все продукты по сметали с полок магазинов, я тоже купила, что смогла. Мяса и овощей не успела купить, только картошку и крупы. Не знаю, надолго ли этого хватит и что будет дальше. Магазины все эти дни были закрыты.
Племянника еле убедила тоже сходить в магазин, пока еще было можно затариться провизией. Он не мог поверить, что возможна ситуация, когда продуктов будет не купить. Ни разу за 21 год своей жизни с этим не сталкивался. Еле смогла убедить, у меня уже просто истерика началась.
Поезда из города и в наш город больше не ходят, на трассе военные действия, поэтому выехать нельзя при всем желании. Тема с беженцами пока не для нас.
По сравнению с тем, что творится в других городах, в том же Киеве и Харькове, в моем Херсоне довольно спокойно. Конечно, все может измениться в любой момент.
1 марта
Некоторые москвичи пишут в соцетях, что узнав о войне, по три дня плачут.
А я в своем Херсоне не плачу.
Удивительно, я даже спать стала крепче. По ночам у нас пока еще не стреляли. Что будет сегодня, не знаю.
Довольно странный эффект, с одной стороны постоянный стресс, а с другой – улеглась прежняя тревожность. Жизнь поставлена на паузу, не надо думать про работу, переживать о будущем, деньгах, пенсии, личной жизни. Скарлетт говорила, что подумает об этом завтра, я же говорю “я подумаю об этом после войны”.
Пишу подруге, она живет в районе, который целый день обстреливают из Градов, там сегодня уже разрушена высотка и школа. Я из соседнего района слушаю эти взрывы и мне страшно.
Звоню ей:
– Как ты?
Она отвечает:
– Сын в коридоре. Я ему разогрела еды и он там поел. А я ем на кухне. Пошли они на хуй. Не боюсь.
Город в осаде, магазины закрыты, на улицу выходить нельзя, идут уличные бои. Но мой холодильник пока ломится от продуктов, нам помог с едой друг. Еще и денег мне дал. “Отдашь после войны”.
Очень помогает ощущение своей правоты, что это не мы делаем фигню, а к нам пришли враги, на нашу землю.
А еще война – это же новый жизненный опыт. Не каждому такое выпадает. Если переживу, будет о чем в мемуарах написать.
Кстати, я еще в детстве думала об этом. Что долгих периодов без войны не бывает, и наверняка мне когда-то придется пережить войну. Потом я тоже иногда об этом думала. Но время шло, и я решила, что видимо особых потрясений на мою судьбу не выпадет. Ошиблась.
2 марта
Вчера мой Херсон обстреляли градами, российские войска вечером вошли в город.
Нанесенный ущерб я узнала сегодня.
Мирных жителей погибло человек 40, пока не знаю, есть ли среди них мои знакомые. Это были люди, стоящие на остановках, едущие в автомобиле. В них стреляли походя, для острастки. Сюда же входят погибшие при обстрелах домов градами. После попаданий снарядов в дом, как я поняла, часто возникают пожары, некоторые погибли в огне.
Одну семью расстреляли на шоссе в автомобиле при попытке выехать из Херсона.
Из-за попадания снаряда загорелось здание ТЦ “Фабрика”. Это самый большой наш торговый центр, сравнительно новый, самое любимое место отдыха жителей города. Он в моем микрорайоне, 15 минут ходьбы. Я любила этот ТЦ, частенько там гуляла, там брендовые магазины, каток, кафешки, спорткомплекс, бассейн.
Когда увидела видео с обгоревшим ТЦ, впервые у меня на глазах появились слезы. Когда смотришь на чужие разрушенные здания, это одно, но когда видишь свое родное и любимое место уничтоженным, это совсем другое.
Впрочем, я долго не плакала, решила поберечь слезы для более серьезных поводов, думаю, их впереди еще будет достаточно.
Российским солдатам пока не до захвата власти. Они занимаются важным: грабят магазины. Сбивают замки и вывозят все что можно тележками. Продукты, алкоголь, бытовую технику. Алкоголь меня особенно пугает, понапиваются и начнут стрелять в кого ни попадя.
Плохая ситуация с продовольствием. Со второго дня войны у нас были закрыты все магазины. Город окружен, продовольствие не подвозят. С лекарствами та же беда. У меня, например, нет моих таблеток от мигрени, купить негде. Многие ищут лекарства по знакомым, пишут объявления в соцсетях.
Помню, в юности я читала “Сестру печали” Шефнера, про блокаду Ленинграда. Знала ли я, когда ее читала, что окажусь в подобной ситуации?
Разве возможна в наше время блокада? Разве возможна голодная смерть? Мне не верится в это даже сейчас, ведь в холодильнике еще есть продукты. Но что будет дальше? Что?..
5 марта
У нас вчера в городе вырубили основных мобильных операторов. Пять часов не работали телефоны и интернет. Было очень страшно, ни с кем не связаться, непонятно что происходит.
Сейчас есть интернет только на телефоне, так что пишу коротко, неудобно с экрана.
Боюсь, что скоро опять связь вообще отключат всю.
“Освободители” захватили местное ТВ и снимают там свои фейки. Актеров для массовки из Крыма подвезли.
Зеленый коридор не сделали. Сказали, мы сами вашим поможем. Но наши жители не спешат брать “гумпомощь” россиян.
Конечно, если мы месяц посидим на голодном пайке, то желающие взять “помощь” появятся. Может даже и я возьму, не зарекаюсь. Но это не помощь. Это как посадить человека в тюрьму, кормить его баландой и назвать это гуманитарной помощью.
6 марта
Это ужасно, когда телефон умирает, интернета нет и никакой связи с миром. Сегодня опять полдня такое было. В наших условиях связь с друзьями, чтение новостей и соцсетей – огромный ресурс, который только и поддерживает. Я уже стала думать, что делать, если связь исчезнет окончательно. Ходить по гостям, как в 90-е? Телевизор я еще в начале 2000-х вынесла на мусорку. Сейчас у нас по ТВ крутят, говорят, российские каналы. Возможно, связь нам вырубают именно для того, чтобы мы смотрели российское ТВ и ничего больше о мире не знали.
Сейчас в Херсоне тихо. Вчера наши жители вышли на митинг, было очень много народу. Честно скажу, что я не пошла, потому что боялась, что людей постреляют. Да, я пессимистка. После того как военные, заходя в город, стреляли в попавшихся им на пути прохожих, я была готова к самому плохому варианту.
К счастью, этого не случилось. Делали только предупреждающие выстрелы в воздух. Видимо, приказа стрелять в людей не было. Я понимаю, почему – одно дело обстреливать город из градов, не видя людей, которые умирают, и совсем другое дело – стрелять в безоружных, которые рядом и смотрят тебе в глаза.
После митинга военная техника и солдаты покинули город. Это не значит, что город освободили, нет, они просто выставили блок-посты по периметру, так что мы по-прежнему в блокаде. Вместо военнослужащих к нам в город прислали Росгвардию. Возможно, они будут заниматься разгоном митингующих дубинками? Пока неясно.
Так что сейчас в Херсоне все относительно спокойно. Нас больше не обстреливают, так как город уже оккупирован.
Сейчас открылись наконец некоторые продовольственные магазины и аптеки. Распродают запасы. Люди в основном заняты тем, что часами стоят в очередях и скупают то, что еще осталось на полках. Ведь если склады магазинов опустеют, а Херсон так и останется в блокаде, то купить продуктов будет негде. Вот жители и сметают с полок все подряд, запасаясь на неопределенный срок. Конечно, не у всех есть на это деньги.
Наша власть пытается как-то наладить бесплатную раздачу хлеба. Ну и люди самоорганизуются, создают чаты взаимопомощи. Волонтеры развозят нуждающимся еду и лекарства.
Такие дела. Что дальше – пока неизвестно. Ни приехать в город, ни выехать из города нельзя.
7 марта
В ноябре, когда у меня была депрессия, я плакала каждый день и даже думала о смерти.
Сейчас я не плачу и почему-то очень хочется жить.
Вдруг поняла, что я еще совсем не видела мира. Почти нигде не была за границей, не видела больших красивых городов. И из еды многое так и не попробовала. Экономила, считала, что это все излишества.
Страх голода уже отступил, едой запаслась вроде. Самое смешное, что я почти ничего не ем. У меня в холодильнике лежит замороженная еще довоенная буханка хлеба. За эти 12 дней я съела только ее половину. Но слово “блокада” звучит так страшно, что наплывает волна паники, заставляет бежать в магазин и покупать еще и еще.
Очередной раз порадовалась, что у меня нет детей. Когда бомбили, я больше боялась за племянника, чем за себя. Умирать страшно. Но остаться живой и увидеть, что родной человек погиб, еще страшнее. Люди, у которых маленькие дети, как они выдерживают это все?..
Сегодня вышла на улицу и вдруг раздался звук взрыва. Он был такой громкий, словно снаряд упал совсем рядом, в соседнем доме зазвенели окна. Некоторые люди испугались и стали бежать, я замерла на месте. Может, тоже вернуться домой? Но я поняла, что снаряд упал где-то за городом, и пошла дальше.
Сижу пишу, над моим домом пролетел истребитель. Я теперь узнала много новых слов: град, истребитель, тревожный чемоданчик. Еще узнала страшное слово “зачистка”. Это когда город равняют с Землей, как Мариуполь. Я не хочу, чтобы мой город сравняли с Землей.
8 Марта
Восьмого марта я должна была встретиться со своим другом из Киева. Мы планировали эту встречу еще с Нового года, считали дни. Он уже собирался покупать билет.
Теперь мы непонятно когда встретимся, может и никогда.
– Давай договоримся, если вдруг потеряем друг друга, встретимся после войны.
– Да, на седьмой день после официального объявления, что война завершена.
– Только вот где?
– На Андреевском спуске в Киеве, возле дома Булгакова.
Он купил билет на Ника Кейва, концерт должен был быть в Киеве в августе. Рассказал, что друг его отговаривал:
– Не покупай, не трать деньги, вдруг начнется война.
Мы посмеялись над этим другом, какая еще война, такого не может быть.
11 марта
Я читала книги по нейробиологии и вроде бы знала, как легко поддается внушению человек. И все равно не оказалась готова, к тому что случилось.
Я не сразу поняла, что происходит. Почему мои умные и интеллигентные друзья из РФ мямлят абстрактное “я против войны” или молча ставят сердечки вместо того, чтобы сказать “мое правительство совершает преступление, в стране мракобесие, я в отчаянии, но не знаю, что делать”.
Так написали мне человек пять – я про жителей РФ. Наверное, это еще много, учитывая статистику, что каждый четвертый житель РФ, оказывается, не то что не против, а даже рад войне с Украиной.
Да чему я удивляюсь, если полно случаев, когда матери не верили дочерям, которые кричали в трубку: “я в подвале, мой дом бомбят!”, отвечая: “не выдумывай, нам по ТВ сказали, что мирных жителей не тронут”.
Я общалась с жителями РФ как с живыми людьми, а это оказались зомби.
Самое обидное, что оказались правы те мои знакомые, которые после 2014 года перестали общаться с россиянами и перешли на укр. мову. Я-то хотела быть толерантной, считала, что люди не виноваты, это все Путин. Я же не смотрела российское ТВ, не знала, что там происходит.
13 марта
Сегодня у нас вроде как хотят устроить фальшивый митинг в поддержку РФ, читала, что пригнали из Крыма поезд с фальшивыми “митингующими”. Наши жители собираются тоже идти и устроить митинг в поддержку Украины. Племянник тоже хочет пойти. Мне страшно, что там могут начать стрелять. В Херсоне пока в митингующих не стреляли, но в других городах такое уже было.
Все время нахожусь в каком-то стрессовом тревожном состоянии, хоть наш город и не бомбят. Но с вечера и до утра за окном были звуки боев, видимо в соседнем Николаеве. Напилась снотворного, чтобы всего этого не слышать, но все равно слышала сквозь сон.
P.S. В Николаеве погибло этой ночью 9 человек жителей. Я знала, что не может быть после такой сильной бомбежки, как я слышала ночью, без жертв.
14 марта
Узнала, что в нашей областной больнице лежит много русских раненых солдатов. Их лечат наши врачи.
Я встречала в сети “стихи русского солдата” о Херсоне, стихи примитивные, я была уверена, что это фальшивка. Там есть такие строки:
Мам, я в плену, но ты не плачь.
Заштопали, теперь как новый.
Меня лечил херсонский врач.
Уставший, строгий и суровый.
Думала, что это бред, но выяснилось, что херсонские врачи действительно лечат русских солдатов, у моей подруги в больнице мать работает.
Другая подруга рассказала, что в Антоновке, это пригород Херсона, где разбомбили половину домов, российские солдаты 8 марта пытались дарить местным женщинам тюльпаны.
Они бомбят наши дома, школы и больницы, а потом наши врачи их лечат, а они дарят нам цветочки.
15 марта
Сегодня впервые с начала войны сходила в центр города. Именно что сходила, с транспортом проблемы. Маршрутки (наш основной транспорт) не ходят вообще, но есть троллейбусы. Увы, их очень мало и они полностью забиты людьми. Так что я решила пройтись пешком, благо погода сегодня у нас была солнечная, теплая, по-настоящему весенняя.
Можно было бы представить, что никакой войны нет, если бы не…
Первый признак войны: постоянно слышны звуки взрывов. В небо валит черный дым.
Я, конечно, понимаю, что нам вряд ли что-то угрожает, это идут бои за городом. Ну не будут же русские войска бомбить Херсон, который уже захвачен, и в котором стоит русская армия.
Но все равно страшно, инстинктивно вздрагиваю от звуков канонады, на улице они гораздо громче, чем в квартире.
А еще у нас ходят слухи, что мол, нас могут начать бомбить за “непослушание”, так как вместо того чтоб радоваться российским воинам, мы на митинги ходим. Или что нас могут начать освобождать свои, и тогда тоже будет горячо.
Второй признак войны – это бесконечные очереди в магазины и в банкоматы. Самый большой дефицит – даже не продукты, а наличные деньги, потому что терминалы редко где работают.
Ну и третий признак войны – русские танки. Они передвигаются с очень громким гулом, намного громче, чем обычный автомобиль. Если едет колонна, то грохот стоит на всю улицу.
Матвей (племянник мой) купил сегодня хлеба. Но хлеб какой-то желтый, подозреваю, что он из кукурузной муки. Впрочем, выбирать особо не приходится.
Зато я купила сегодня редис, первый весенний овощ в этом году. Безо всякой очереди купила, у меня возле дома есть маленький овощной магазин, и он внезапно сегодня был открыт. Так-то у нас половина магазинов в городе не работает.
А еще все продукты с начала войны подорожали в 2 раза. Например, десяток яиц , который стоил 20 дней назад 30 грн, сейчас стоит 70 грн. И попробуй еще найди, где купить.
16 марта
Вчера вечером опять накатила тревожность. Прочитала в местном чате, что возможны обстрелы Херсона, спите в одежде на всякий случай. А знакомый из пригорода (Чернобавка) написал, что в его доме от звуковой волны повылетали все окна.
Как же я не хочу больше испытывать этот тошнотворный страх от бомбежки. Не хочу прятаться и сидеть в подвале. Вместе со страхом при звуках снарядов накатывает дикая ненависть к тем, кто все это допустил.
Люди, которые пишут “а зачем ненавидеть, простые жители РФ не виноваты” или “а я вообще занимаю нейтралитет”, не понимают одного. Ненависть возникает автоматически, инстинктивно, когда ты слышишь звук снаряда, летящего в твой дом.
Говорить человеку, дом которого бомбят, что не надо никого ненавидеть, давайте жить дружно – это издевательство. Все равно что подойти к человеку, которого только что избили и сказать “ну ты чего такой злой, надо быть добрее к людям”.
Любить весь мир, всех жалеть и занимать нейтралитет – это привилегия людей, живущих в сытости и безопасности. Как только в их дом полетит снаряд, от вселенской любви, благодушия и “нейтралитета” не останется ни капли.
Но я чувствую, что это трудно объяснить. Есть опыт, который невозможно описать словами, и никакая эмпатия не поможет. Именно поэтому даже самые “продвинутые” россияне удивляются, почему их ненавидят.
20 марта
Новости такие. Интернет только на телефоне и еле дышит. Варю тощую куру – их раздавали бесплатно, так как на птицефабрике в Чернобаевке их нечем кормить. Мои таблетки от давления закончились, мне их надо пить каждый день, иначе давление 150/100, но достать невозможно даже через знакомых медиков.
21 марта
Вчера узнала, что некоторые все же уезжают из города. Тайными тропами, через села, на свой страх и риск.
Есть даже автобус, проезд в соседний Николаев стоит 3000 грн. В обычное время, для сравнения, билет стоил 100 грн.
Мои друзья некоторые уже повыезжали, другие мечутся. Ехать опасно. Остаться тоже.
Меня вчера вечером накрыло, я испугалась, вдруг все мои друзья уедут, а я застряну тут. Упущу окно, а потом буду кусать локти.
С другой стороны, страшно оставлять тут Матвея, он не выедет (мужчин не выпускают за границу), буду сидеть в безопасности и с ума сходить, что с ним.
Да и ехать мне не с кем, каждый сам за себя, тайком выезжают, потом пишут посты “ура, я выбрался чудом!” Понятно, что кто едет, берет с собой родственников, а не приятельниц типа меня.
А одной на автобусе ехать страшно.
У меня, кстати, даже чемодана нет, старый я, кажется, выбросила, а новый негде купить. Некуда сложить вещи. Ну это такое, можно и без вещей, наверное. Ноут, телефон, кошелек и вперед.
Решила все же пока не дергаться. Тем более пишут, что на трассе бои.
P.S. Пишут, что одна из машин не доехала, расстреляли семью, погибла девочка пяти лет.
22 марта
Вчера разогнали мирный митинг, стреляли в людей, кидали светошумовые гранаты, четверо ранены.
Началось все с того, что рос. солдаты на нашем памятнике написали, что ЗСУ (укр. армия) – убийцы детей Донбасса.
Это говорит о том, что они и правда в это верят.
Надо как-то обосновать свои действия. Им сказали, что они освобождают горожан от нацистов. Поиск мифических укронацистов ничего не дал. Осталась мотивация насчет того, что нам мстят за детей Донбасса. Тоже бред, но если в это не верить, придется признать себя захватчиками. Вот они и верят, написали лозунг, наши стали это стирать, доказав (в их промытых мозгах) что они и есть те самые мифические “укронацисты”, а значит можно в них стрелять.
——–
Сейчас в Украине, а может и в мире, идет такая же демонизация русскоязычной нации. Люди не могут понять, КАК можно совершать такое, и приходят к выводу, что все дело в национальности, что русские – нелюди, чистое зло, что порочность заключена в самом их характере.
Вывод, конечно, ошибочный. Как нет и не было порочности в немцах, нет ее и в русских. Порочность заключена в самом устройстве человеческого мозга, склонного к внушению, промыванию и зомбированию. Ни одна нация не защищена от вируса фашизма. Когда-то он поразил Германию, сейчас он заразил Россию.
У нас, кстати, даже термин новый появился – рашист. Русский фашист то есть. По мне, так очень емко.
Еще русских солдат называют орками, но рашист мне нравится больше.
Итак, люди переносят ненависть на все русское, в том числе на язык. Я не пишу на фб, потому что вижу там под постами друзей наезды “почему ты пишешь на языке оккупанта?”
Многие мои русскоязычные знакомые перешли на укр. мову. Видела даже высказывания, что если бы Харьков и Мариуполь говорили на укр. мове, то их бы и не “спасали” бомбежкой. Типичное обвинение жертвы в духе “сами виноваты”, логики в этом ноль.
Все это горячечный бред, искать корни зла в языке или национальности. Но когда свистят снаряды, логика отключается, включается чистая ненависть. В этом истоки всеобщей русофобии.
23 марта
Как известно, младенцев в печи бросал не Гитлер, а обычные немцы. Среди них были тонко чувствующие, интеллигентные люди. Как же так произошло?
Немцам внушили, что евреи и их младенцы – не люди. Что немцы настолько выше остальных наций, что можно спокойно убивать других людей.
Это то же самое, что люди делают с животными. Есть полно доказательств, что животные все осознают, испытывают эмоции и не так уж далеки от людей. Но мы спокойно кидаем их на сковороду. Мы же выше, лучше, умней.
Когда Матвей принес курицу с птицефабрики, он сказал:
– Тетя, мы спасаем ее от голода!
– Да, спасаем, так же как Россия “спасает” Украину сейчас.
Но он не понял аналогии. Не понял, что убить и съесть – довольно странный способ спасения.
Россиянам сейчас внушают, что бомбежкой они спасают Украину от мифических укронацистов. Это кажется нелепым лишь на первый взгляд.
Человеческая цивилизация построена на самообмане. Воображение – одна из отличительных способностей человеческого мозга. Но эта способность часто заводит не туда.
24 марта
Месяц войны.
Самое ужасное сейчас в городе – это отсутствие лекарств. Я неделю не пила свое лекарство от давления, в итоге оно зашкаливает, все время болит голова. Но сегодня наконец мне помогли достать таблетки, придется пить три таблетки вместо одной, комбинировать действующее вещество. Надеюсь поможет.
Не представляю, как выживают те, кому нужен инсулин или лекарства для щитовидки. Да есть куча лекарств, без которых смерть. И в Херсоне их нет, не завозят, со стороны Украины бои и рашисты не пускают гуманитарку, со стороны Крыма и не думают завозить. В “гумпомощи” от РФ только банка тушенки, сгущенка и туалетная бумага. Кое-кто ее берет, говорят, некоторые берут и сжигают потом. Еда в городе пока еще есть, но с лекарствами беда.
26 марта
Мой друг с семьей выехал вчера из Херсона.
Вот что он написал о дороге:
“На блок-постах орки смотрят телефоны, сумки, машину, на обочинах валяются разбитые легковушки, есть минные поля. Мне пришлось раздеваться, чтобы они посмотрели, нет ли у меня националистичных татуировок, я ведь так похож на нациста (нет).
Полсела у дороги очень побито, нету столбов, валяются провода на дороге. Отжали повер-банк у меня, ну как отжали, попросили, но как-то не хватило смелости у меня отказать пьяному орку с автоматом, уж извините.
Проезжаем блок-пост, орки спрашивают у нас, куда.
– В Николаев.
– Не едьте туда, через два дня мы сотрем его с лица земли, – как бы дружественно советует нам один из орков на блок-посту.
Злость, бессилие, натянутое спасибо за заботу о нас и тапок в пол зигзагом через минное поле, которое они для нас соорудили.”
Этот мой друг решил выехать, когда русские военные расположились в здании школы-интерната рядом с его домом. На территории школы они сделали пулеметное гнездо, которое смотрело прямо на окна его дома. А у него дома двое детей, мальчики младшего школьного возраста…
Мой друг живет в частном доме, он и его жена – программисты.
Раз в несколько месяцев они приглашали к себе в гости друзей, в том числе и меня, делали шашлыки, устраивали застолье, кстати, без алкоголя. Мы общались, делились новостями. Недавно они сделали ремонт, позвали нас показать, как обустроили одну из комнат. У них было столько планов.
Во дворе у них маленький огородик, красивые цветы. Теперь им пришлось спешно все это бросить. Он боится, что дом будет разграблен русскими мародерами.
27 марта
Сейчас у нас все не так плохо, но страшит неизвестность. Может быть голод, репрессии, депортация в РФ, по городу ходит множество слухов. Периодически хватают кого-то из активистов или просто известных в городе людей, например, директоров театров (!), они исчезают на сутки-двое, потом возвращаются запуганные. Что с ними там делают, толком неизвестно, видимо, им запрещают это говорить, угрожая расправой.
А еще мы в постоянном ожидании, что нас начнут освобождать. Мы этого хотим, но в то же время страшимся, потому что ясно, что вряд ли освобождение будет бескровным. И если бои будут на территории города (а где еще?) то будут и разрушения, и жертвы. Сейчас бои идут в области, в селах рядом с городом, и там много разрушенных домов, нет света, газа, воды, продуктов.
У всех на слуху опыт Мариуполя. Сейчас все что происходит, сравнивают с Мариуполем, мол, “у нас все хорошо по сравнению с Мариуполем”, или “начнут освобождать, будет как в Мариуполе”. Мариуполь стал страшным критерием, по сравнению с которым все остальное мелочи. Слышала, что некоторые даже переезжают к нам из Николаева и Одессы, потому что считают, что у нас в Херсоне лучше, нас же сейчас не бомбят. Люди мечутся, не понимая, что делать и куда бежать, чего ожидать дальше.
29 марта
Я каждый день постоянно читаю новости. Новостной сайт, Фейсбук, местный чат в телеграмм, интсаграм, твиттер, и так по кругу. Читаю с утра до вечера, до рези в глазах, не могу остановиться.
Вначале я ждала, что война вот-вот закночится, искала эту новость в сети. Потом искала в новостях – как там наш Херсон, держится, все еще украинский? Боялась пропустить момент, когда в город войдут враги. Искала информацию о том, что делать, когда нас начнут бомбить, куда прятаться.
Потом читала про все эти разрушения. Про новый порядок в городе. Если что-то пропустишь, это может стоить дорого. Надо узнать, куда бежать за продуктами, где работают банкоматы или аптеки, что это за взрывы слышны в городе.
Затем я стала получать новости о своих друзьях-беженцах. Кто куда уехал, кто еще остался в стране. Боялась пропустить новость о том, что нас эвакуируют, что, возможно, есть шанс уехать.
Сейчас я уже не жду новостей о том, что война закончится, нет надежды на переговоры, на вывод войск. Но я еще жду новостей о том, что нас освободят, что ЗСУ войдет в город. Я боюсь упустить этот момент, ведь надо будет куда-то спрятаться, сидеть в подвале, чтобы переждать бои.
Я все еще надеюсь, что что-то изменится. Но новости каждый день все более страшные. Я устала от них.
30 марта
Недавно мне снились люди, которые уехали из Херсона. Успели выехать в первые дни войны. Мне приснилось, что они вернулись. Я не знаю, к чему этот сон.
Сегодня похожий сон приснился моей подруге. Ей снилось, что вернулся наш приятель, который недавно выехал с семьей, я о нем писала.
Эти сны напоминают мне сновидения о мертвецах. Когда снится, что покойник на самом деле не умер.
Видимо, выехавшие кажутся нам переместившимися в потусторонний недосягаемый мир. Только на самом деле в потустороннем мире именно мы, оставшиеся.
Мир без войны кажется далеким, ненастоящим.
18 апреля
Я выехала из Херсона.
Это была наверное самая тяжелая дорога в моей жизни.
Тягостная сцена прощания на вокзале, многие плакали. Никогда не забуду как провожающие грустно махали вслед нашему автобусу.
Ехали через Антоновский мост, где в первые дни шли бои. Там и далее по трассе я видела много обгоревшей и покореженной техники, легковых и грузовых автомобилей. Видела и остатки военной техники, пулемет, танк. Ну и, конечно, вереница военных машин с мерзкой буквой Z прет навстречу в сторону Херсона.
Блок-посты каждые 20 метров, но телефоны проверяли только на одном. Просмотрели галерею с фото, спросили, есть ли телеграм (я его заранее удалила). Все обошлось.
Потом пересечение первой границы, въезд в Крым. Границу переходили пешком, тащили чемоданы по узкой грязной дороге, стояли пару часов в очереди. Заполнение миграционных карт на коленках.” Цель посещения РФ – транзит”. На КПП хмурая пограничница спрашивает меня, куда и зачем я еду.
– В Грузию, к другу.
– А кем работает друг?
– Режиссер в театре.
Она засмеялась. Недобрый был тот смех, я не поняла, что здесь смешного.
– А вы чем занимаетесь?
-Я драматург, пишу пьесы.
Пропустила, фух. Потом, уже на второй границе, при выезде из РФ, нас предупредили, что если спросят, кем работаешь, надо говорить что попроще: слесарь, продавец. Чтобы не вызвать подозрений.
Проезжаем Крым, Красноперекопск, Джанкой, знакомые места, в которых я ни разу не была после 2014 года. Вдоль дороги цветут персиковые деревья. Когда-то я ездила тут автостопом, ела персики из персикового сада.
Дальше въезд в РФ, снова КПП, затем остановка на заправке. Выходим из автобуса, заходим в КFC в туалет. Я вижу спокойных, довольных россиян, сидящих за столиками, они пьют кофе, едят, болтают. На витринах российские шоколадки.
Еще полтора месяца назад в Херсоне все тоже было так же спокойно. А теперь там заколоченные магазины, очереди, опустевшие улицы, танки. Здесь же люди сидят как ни в чем не бывало, словно это не их страна убивает наших людей. Они ничего не хотят об этом знать, у них все отлично.
Вначале я хотела купить себе там чаю, но когда увидела этих людей… Мне так горько стало, что на глаза навернулись слезы. Ничего не купила.
И дальше тяжелая дорога в автобусе, полном людей, детей и животных. Мне выпал джек-пот: рядом сидела женщина с котами в переноске, сзади – девушка с младенцем. Коты мяукали, младенец все двое суток беспрерывно орал и пинал ногами мое сиденье. Сидеть жутко неудобно, уже через пару часов у меня начали болеть колени и шея.
В автобусе люди не только из Херсона, но и из области. Едут в том числе и старушки, которые и за границей ни разу не были за всю жизнь, жили себе в своих селах спокойно, вели хозяйство, получали пенсию. И вот…
Одиночек мало, в основном все семьями. Едут кто куда: к друзьям в Португалию, к тетке в Испанию (только тетка еще об этом не знает, не было связи, чтобы предупредить), к дочке в Польше. Все в стрессе, испуганные, и постоянно звучит вопрос:
– За что это нам?..За что?..
В Тбилиси у большинства никого нет, едут в никуда. Главное – выехать. Говорю соседке с кошками:
– Там есть волонтеры, помогают беженцам.
– А разве мы беженки?..
Никто не хочет быть беженцем, беженцы – это что-то плохое, из чужой жизни, а мы же нормальные! Просто едем за границу, переждать это все. Вот закончится война, и сразу назад. Все обсуждают и верят в это возвращение назад, ведь почти у всех кто-то остался дома. Ну и конечно дома, квартиры, то, во что вкладывали, что обустраивали.
После полубессонной ночи в автобусе я чувствовала себя тряпочкой, а тут побудка в 6 утра: снова КПП. Выползаем, становимся в очередь. И слышим:
– Украинцы? Ну приготовьтесь стоять долго…
Стоим час, стоим два, наблюдаем, как перед нами в очереди пропускают всех остальных, все машины, в которых НЕ украинцы. То есть над нами специально издеваются.
Наконец-то прошли, снова в путь, но дальше были снова какие-то бесконечные остановки на КПП. Сложилось впечатление, что вся Россия – большая тюрьма, все что мы видели по дороге – военные с автоматами, техника с Z, бигборды с Z. Лица на КПП у всех мрачные, угрюмые.
На второй день пути я уже чувствовала себя изможденной до предела. Нервы сдавали, в какой-то момент мне показалось, что я потеряла миграционную карту, чуть не впала в истерику. У других людей тоже сдавали нервы, в автобусе начались ссоры, в основном между членами родни. В какой-то момент я порадовалась, что еду одна. Духота, недосып, крик ребенка, невозможность нормально поесть и сходить в туалет. Кстати, туалеты на трассе были платные, 20 рэ, у большинства наших не было русских рублей. Но тетки в туалетах не шли навстречу, не пускали, мол “много вас таких ходит”. У меня была тысяча рублей, я заплатила за тех, у кого не было денег.
Проехали Краснодар, потом Владикавказ, едем по Северной Осетии. Вспоминаю Лермонтова при виде гор, “Героя нашего времени”. Думала ли я, что когда-то увижу эти места? Да еще при таких обстоятельствах.
Вечер второго дня, наконец-то граница на выезде из РФ. Всех пропускают быстро (нас 146 человек), но рано радовались. В автобусе был парнишка, 24 года, но на вид школьник, субтильный, робкий и безобидный.Из всех пассажиров-мужчин он единственный был молодой и без семьи. На вокзале его провожала мама, просила нас ей сообщить, если что. И вот этого парнишку увело ФСБ, допрашивали час, два, три… Мы сидим в автобусе, ждем. На первой границе к нему тоже было пристальное внимание, говорил, что проверяли телефон, ноутбук, вели беседы на тему “что ты думаешь о спецоперации”.
И вот опять его допрашивают. Выходит, и тут мы видим, что он достает вещи из багажника – его оставляют здесь! Все в шоке. Парнишка бледный, пьет какую-то таблетку, мы суем ему деньги, звоним его маме, чтобы предупредить. Говорят, задержат до выяснения чего-то там.
Водителю автобуса сказали ехать дальше, но он не уезжал. Пошел выяснять насчет парня и в конце-концов о чем-то договорился. Парнишку выпустили, ура!
Когда мы наконец пересекли границу и выехали из РФ, весь автобус захлопал от радости.
Границу Грузии перешли довольно быстро, нас пропустили без очереди. Я думала, что дальше будет все легко, но…
Спрашиваю у водителя: когда мы будем в Тбилиси?
– От 3 до 10 часов, как дорога будет.
Мы поехали и я увидела, что это за дорога. Узкое шоссе, справа и слева горы. А на шоссе в две полосы идут огромные фуры, бесконечным составом. И наш автобусик пытается втиснуться в третью полосу, посреди этих фур. Но тут навстречу ему выезжает тоже фура! Я думала, умру от ужаса.
Наш водитель как-то сдал назад, пропустил эту фуру. Едем дальше, эти грузовики с двух сторон, мы их почти касаемся. Но этого мало, впереди нас ждали еще и туннели, в которых была полная темень. Мне казалось, я попала на американские горки.
Водитель периодически объявлял:
– Сейчас будет перевал, приготовьтесь.
– А сейчас мы съезжаем с перевала!
По краям шоссе (это когда уже фуры наконец остались позади) были обрывы, ущелья. В этих ущельях лежал снег – недавно с гор сошла лавина.
Я впервые увидела такие красивые, покрытые снегом горы. В другое время и бы наслаждалась этим пейзажем, но к сожалению я чувствовала себя уже настолько изможденной, что удовольствия получала от этих прекрасных видов мало. Болела голова, все тело ломило. Мне хотелось одного – куда-нибудь лечь и заснуть.
Увы, я не была уверена, что меня ждет уютная постель. За день до поездки я оплатила роуминг, но он у меня почему-то не заработал. Связи не было, я не могла позвонить или написать Паато – тому самому другу-режиссеру моей сестры, который должен был меня встретить. Из-за этого я нервничала – приеду в Тбилиси ночью на автовокзал, что дальше? Сил искать в незнакомом городе в чужой стране жилье, снимать отель, регистрироваться, не было.
Мои попутчицы тоже не знали, где буду жить. Рассчитывали, что таксисты помогут, отвезут в отель какой-то.
Мы приехали и нас и правду окружили таксисты, на ломаном русском стали спрашивать, куда нас везти. Отелей сами они не предлагали. Я стояла в полной растерянности, не зная что делать. Наконец услышала, как таксист одолжил свой телефон кому-то и тоже попросила у другого таксиста разрешения позвонить. Решила, что половина двенадцатого ночи все-таки не так поздно.
Не знаю, спал Паато или я его разбудила, но он ответил, поговорил с таксистом, дал ему адрес куда меня отвезти. Я села в такси, а остальные мои попутчицы позвонили девушке-волонтеру (у одной женщины был ее номер телефона) и уехали по адресу, которая та им дала.
Паато (я его увидела впервые) привел меня во двор, где было два дома, один большой и один поменьше – этот дом был для меня. Я спросила, что это за место.
– Здесь живут мои родители, – кивнул он на дом побольше.
В доме, куда он привел меня, никого не было. Паато показал мне, где спальня (там была постелена постель), дал ключи и ушел. Я наконец-то легла в кровать, моя мечта сбылась.
Не успела я закрыть глаза, как услышала за окном взрывы. Я понимала, что это не могут быть снаряды, очевидно, это были фейерверки, но звуки были так похожи на те, что я слышала каждый день в Херсоне, что мне стало страшно. В конце концов эти звуки затихли и я смогла заснуть.